Блокадные проблемы, зона бедствия: мемуары посла Ступишина

1327
Владимир Ступишин был чрезвычайным и полномочным послом России в Армении с 1992 по 1994 год. 

stupishin

БЛОКАДНЫЕ ПРОБЛЕМЫ

6 ноября 1992 года я прилетел в Ереван, и после выходных дней, 9 ноября, нанес свой первый официальный визит и.о. министра иностранных дел Арману Киракосяну: незадолго до этого Рафи Ованисян был удален в отставку за свои слишком радикальные взгляды по карабахскому вопросу, которые не устраивали президента, надеявшегося на компромисс с Азербайджаном.

У Киракосяна в кабинете сидели Арман Навасардян, второй заммининдел, кадровый дипломат, проработавший всю жизнь в системе МИД СССР, руководитель службы связей с посольствами Эдик Ходжоян, с которым я был знаком по Парижу, где он работал в группе науки и техники нашего посольства, и мой старый друг Ашот Мелик-Шахназаров, вышедший в отставку в Москве и отдавший себя в распоряжение МИД Армении, а также Александр Ашотович Татевосян, первый руководитель управления по делам СНГ МИД Армении, с которым мы общались на первых порах особенно часто. Мы обсудили кое-какие вопросы, связанные с устройством посольства, но в основном говорили о положении в Армении, вернее, армянские коллеги просвещали меня на этот предмет.

Арман Киракосян обратил особое внимание на перебои со снабжением населения хлебом. И высказал надежду на помощь России. Свыше тридцати процентов армян видят главного союзника в России, которая стоит среди зарубежных партнеров Армении на первом месте. Нужно закреплять эти настроения и расширять круг друзей России, образ которой пострадал после Сумгаита и других армянских погромов и депортаций. В Азербайджане бесчинствовали азербайджанцы, особенно старался Народный фронт Эльчибея, но Москва смотрела на эти безобразия и преступления сквозь пальцы вплоть до августа 1991 года, а поскольку союзная власть ассоциировалась на местах с Россией, она-то и оказалась мишенью для критики, когда советский центр приказал долго жить. Скажу сразу, призыв Киракосяна был услышан и через два года, как я уже отмечал, число армян, ориентирующихся на Россию, достигло 75 процентов. Этим могу гордиться и я, первый посол России в Армении.

Но тогда об этом можно было только мечтать. Договор о дружбе, подписанный президентами в декабре 1991 года, повис в воздухе. С Азербайджаном Россия заключила почти идентичный договор, и армянские депутаты задавались вопросом: какой смысл в союзнических отношениях с Россией, если заклятый враг имеет такие же, хотя косо смотрит в сторону СНГ и видит подлинного своего союзника в родственной ему Турции?

Из конкретных вопросов, кроме поставок хлеба, Киракосян упомянул необходимость восстановления Мецаморской АЭС, замороженной решением Политбюро ЦК КПСС после Спитакского землетрясения.

На следующий день в конференц-зале МИДа состоялась моя встреча с журналистами. Отвечал на вопросы около сорока корреспондентов местной и иностранной печати. Акоп Асатрян дал подробное и довольно точное изложение моих высказываний в утренней передаче радио «Свобода». А говорил я примерно следующее.

Внешняя политика России – в стадии формирования. Над ее концепцией работает МИД. Закавказью придается важное значение. Армения – одна из первых стран ближнего зарубежья, с которой Россия вступила в межгосударственные переговоры и уже заключила два десятка соглашений. Присутствие российских войск здесь – фактор стабильности. Необходимо добиваться снятия блокады. По Карабаху у России нет готовых формул. Она – за поиск решений самими участниками конфликта и готова посредничать в поиске компромисса мирным политическим путем, которому нет разумной альтернативы.

Корреспондент «Вестей» спросил в лоб: «Видите ли вы в Армении стратегического союзника России?» Я сдипломатничал: «Союзника – да. В создании СНГ, в развитии двусторонних связей, в обеспечении мирных условий жизни для Закавказья. А слово «стратегия» лучше не будем употреблять, оно войной попахивает».

Был и вопрос о НАТО. Я сказал: «Нет Варшавского пакта – не нужна и НАТО, эта организация работает не на интересы народов и стран, а на чиновников и военных».

После обеда посетил Бабкена Араркцяна. Обсуждали предстоявший визит российских парламентариев. Председатель Верховного Совета говорил о росте цен, о перебоях с хлебом, электричеством, теплом. Его заместитель Ара Саакян выехал срочно в Гюмри, где вчера рабочие громили горсовет. Я об этом уже слышал от Леонида Лазаревича Полонского, депутата Верховного Совета Армении, гендиректора «Армуралсибстроя», последней российской строительной организации, остававшейся в зоне Спитакского землетрясения, все другие давно сбежали. И не только российские. Украинские, казахстанские и прочие тоже.

Каждая новая встреча дополняла все новые мрачные краски в безотрадную картину обстановки в Армении и на ее границах, где продолжались наземные стычки с азерабайджанцами и бомбежки с воздуха. 4-я армия оставила Азербайджану сотню самолетов и несколько летчиков-наемников. Они бомбили Степанакерт и приграничные армянские населенные пункты. Один из них, Кафан в Зангезуре, что между Азербайджаном и Нахичеваном, страдал регулярно от обстрелов с той стороны. Связь всей этой области с Ереваном усложнилась. Иранская граница тоже практически закрылась из-за того, что понтонный мост через Аракс был вечно не в порядке.

11 ноября я поехал в штаб 7-й армии к генералу Дюкову Борису Николаевичу. Армия начала расформировываться. Но одну дивизию, ту, что стояла в Гюмри и по-старинке называлась Ленинаканской, было решено оставить, как и полк в Канакерских казармах в пригороде Еревана. Дюков жаловался, что Москва не решает кадровых проблем, в войсках жуткий недокомплект, есть случаи дезертирства. Все держится на офицерах. В республике много неконтролируемых банд. Они устраивают разборки со стрельбой прямо под окнами штаба, в соседнем парке. По дорогам ездить опасно. Поедете в Гюмри, товарищ посол, обязательно берите армейское или хотя бы милицейское сопровождение (я так и сделал, когда поехал через несколько дней в Гюмри). На границе с Азербайджаном было спокойно, пока там сидели российские «миротворцы», а сейчас азербайджанцы распоясались и снова долбят по Кафану и устраивают стычки на других участках, пытаясь втянуть в вооруженное противостояние собственно Армению, дабы не выглядеть чертом, связавшимся с крошечным Карабахом, который еще дает этому черту прикурить. Правда, в Красносельске, по которому летом палили со страшной силой, сейчас вроде бы тихо.

Военные настаивали на том, что нужно скорее ратифицировать договор о статусе российских войск, и это стало главной темой моих бесед с армянскими и российскими депутатами, прибытие которых в Ереван ожидалось с часу на час.

Вечером мы с женой нанесли официальный визит дуайену дипкорпуса французскому послу Франс де Артинг, которая вместе с мужем Димитрием приняла нас в своем номере-офисе в гостинице «Раздан», где посольство Франции занимало девятый этаж. Кстати, это не так уж и много – всего четыре номера, если мне память не изменяет. Но французы уже были оснащены оргтехникой, имели шифрсвязь с посольством Франции в Москве и со своим МИДом в Париже. Валюту оттуда им привозили на самолетах «Аэрофлота», выполнявших по средам чартерные рейсы Ереван-Париж.

Мы выпили по бокалу шампанского «Моэт э Шандон», воспетому в свое время Пушкиным, – за наше знакомство, за Россию и Францию, за Армению и армян, о которых французы высказывались с симпатией. Думаю, этому способствовало и то, что секретаршей они взяли к себе Лусинэ, дочь моего хорошего друга Рубена Саакяна, очень милую молодую женщину, способную расположить к себе любого и отлично владеющую французским языком, на котором она, как и моя младшая дочь Лада, начала говорить с раннего детства в Париже. После шампанского Гартинги повели нас в «Дзорагюх» Артура Мугаляна, где в те незабвенные времена можно было отлично выпить и очень хорошо закушать всего за три-четыре доллара, да еще под музыку. Должен сразу же заметить, что для большинства армянских граждан даже такая сумма за ужин была недоступной роскошью. Ну а цены очень быстро лезли вверх и скоро к этим цифрам приросли нули.

Ночью 14 ноября вместе с председателем комиссии Верховного Совета по международным делам Давидом Варданяном мы встречали делегацию российских парламентариев во главе с Владимиром Николаевичем Подопригорой, возглавлявшим комитет по вопросам межреспубликанских отношений Верховного Совета России. Пока ждали запаздывавший по обыкновению самолет, коснулись темы договорных отношений между нами, и я уже тогда понял, что в лице Давида мы имеем упрямого противника, который будет делать все, чтобы сорвать ратификацию договоров с Россией. Впрочем и в Верховном Совете России были подобные «фрукты», которые решили, что надо обязательно уравновесить отношения Москвы с Ереваном и Баку, и методически сопротивлялись ратификации договора 1991 года, хотя «спорные» статьи о взаимопомощи были полностью перекрыты Ташкентским договором о коллективной безопасности СНГ, к которому Азербайджан тогда не имел никакого отношения и подключаться вообще не собирался.

Делегация народных депутатов России находилась в Ереване меньше двух суток. В ходе «круглого стола» с армянскими депутатами и продолжительной беседы с президентом Левоном Тер-Петросяном состоялся обмен мнениями по всем вопросам, интересовавшим обе стороны. Разговаривали без дипломатии, спорили, предлагали, вместе мерзли в холодных дворцовых палатах и отогревались коньяком за обедом и ужином, произнося вполне искренне самые горячие тосты в честь друг друга и за наше общее будущее.

Российская делегация – 14 депутатов – представляла весь политический спектр тогдашней России, от «державников» и скрытых коммунистов до демороссов и радикальных демократов. Самым неразговорчивым, вернее, молчаливым среди них был В.Б.Исаков. Самым активным – «державник» Сорокин. Иногда вступали в дискуссию Виктор Леонидович Шейнис и Владимир Николаевич Мананников. По-моему, они были тогда в «Демократической России». Много спорил и радикальный демократ Г.Задонский. С армянской стороны наиболее активно в дискуссии участвовали дашнаки, особенно, когда речь пошла о Карабахе.

Круглый стол назывался «Россия – Армения: перспективы сотрудничества». Детально обсуждали состояние межпарламентских связей, вопросы сближения законодательств, возможные формы преодоления кризисных тупиков в экономическом сотрудничестве, правовое положение военнослужащих.

С армянской стороны на всех уровнях демонстрировалось стремление к сохранению всего ценного, что накоплено Россией и Арменией за два столетия совместной жизни, и к максимально возможному расширению зон взаимопонимания, совпадающих интересов и взаимовыгодного сотрудничества. Одни говорили искренне, другие делали вид, но в любом случае это отражало глубинные настроения армянского общества.

Левон Тер-Петросян откровенно заявил:

– Без России мы бы не выжили. Исключительную ценность для нас имеет прямой контакт между нашими исполнительными органами. Очень желательно было бы наладить и межпарламентские связи.

Он поддержал идею создания постоянного механизма межпарламентского сотрудничества.

Говоря о своей готовности работать в Межпарламентской ассамблее, армянские депутаты упирали на важность развития прежде всего двусторонних связей и нашли в этом благоприятный отклик со стороны российских депутатов, многие из которых, особенно оппозиционеры, весьма скептически отзывались об СНГ.

По карабахской проблеме выявился фактический консенсус между армянскими депутатами, независимо от их партийной принадлежности. Но наиболее последовательно защищали Нагорный Карабах дашнаки. Сейран Багдасарян и его друг-филолог Сурен Золян были вынуждены прочитать лекцию по истории вопроса, дабы хоть немного просветить россиян, среди которых в карабахских делах более или менее разбирался один только Шейнис. Я их поблагодарил и посоветовал продолжать в том же духе, ибо наши народные избранники явно нуждались в «ликбезе», во всяком случае те, кто не был уже в конец упропагандирован азербайджанскими вралями во время недавней поездки в Баку.

Армяне сформулировали следующую позицию:

– первостепенная задача состоит в том, чтобы добиться прекращения огня, начиная с моратория на применение военной авиации и тяжелой артиллерии;

– очевидна необходимость нейтральных наблюдателей и международных санкций против нарушителей;

– в этих целях надо начать переговоры без предварительных условий и предопределения политического статуса Нагорного Карабаха;

– основные участники урегулирования – Азербайджан и Нагорный Карабах, их представителям и вести переговоры между собой, а Армения готова ограничиться ролью посредника и принять такое решение, которое будет отражать волю народа Нагорного Карабаха.

Тер-Петросян, со своей стороны, заверил российских парламентариев, что он может дать стопроцентную гарантию выполнения Арменией своих обязательств и соответствующим образом воздействовать на силы, контролирующие положение в Нагорном Карабахе. И Республика Армения, и Нагорно-Карабахская Республика положительно реагировали на призывы ООН и СБСЕ, выступив за прекращение огня без предварительных условий.

Отвечая на вопросы российских депутатов, Тер-Петросян категорически отверг подхваченные кем-то из них азербайджанские инсинуации о том, что Армения якобы может использовать карабахский прецедент для национально-территориальных притязаний в районах компактного проживания армян в России. Армяне диаспоры, сказал президент, это граждане тех стран, где они живут. Двойное гражданство возможно лишь при наличии соответствующего договора, но и оно отнюдь не означало бы готовности Армении к каким бы то ни было односторонним шагам: она нигде и ни в коем случае не пойдет на искусственное создание национально-территориальных проблем. У нее нет и не может быть таких проблем в России. Ну а личные права своих граждан она будет защищать везде исключительно в рамках международного права и двусторонних договоров.

В той беседе президент Армении положительно оценил присутствие на армянской земле российских войск и пограничников, с командованием которых он поддерживает личный контакт, и высказал пожелание о сохранении единой системы ПВО вместе с Россией и Грузией, во всяком случае, пока не создана автономная ПВО в Армении.

Как выяснилось позже, господа Исаков, Сорокин и некто Александров, тоже из оппозиционеров, отлучались с «круглого стола», чтобы пошуровать среди военных на предмет антиельцинского компромата. Но их собеседники отказались играть в эти недостойные политические игры, чем весьма разочаровали доблестных нардепов, которые продемонстрировали наплевательское отношение к нуждам наших военных и не скрывали, что намерены и дальше торпедировать российско-армянские договоры. Провалить в Москве ратификацию договора о статусе российских войск им все же не дали, но за них это сделали Давид Варданян и компания в Ереване.

15 ноября я проводил Подопригору со товарищи, и наступил длительный зимний перерыв в визитах из Москвы. До второй половины марта в Ереван не приезжали не только государственные и политические деятели из Москвы. Не появилось здесь даже ни одного чиновника. Армяне же в Москву летали и связь с российским правительством поддерживали – напрямую и через меня.

Наступила зима, и повалили проблемы, вызванные блокадой, а решать их можно было только с помощью России.

19 ноября меня пригласил премьер-министр Хосров Арутюнян, и вся беседа развивалась вокруг нашего экономического сотрудничества и работы госделегаций. Говорили о продолжении кредитования строительства в зоне бедствия Спитак-Гюмри. Особое внимание Хосров Арутюнян обратил на необходимость изменения механизма поставок горючего в Армению в условиях азеро-турецкой блокады и беспорядков в Грузии, где тоже нарушилось железнодорожное движение, стали опасными и бессмысленными автоперевозки, поскольку грузы более чем ополовинивались разбоем и рэкетом на бандитском и чиновничьем уровнях, взрывались мосты и газопроводы. Из-за нехватки керосина сильно сократились и авиаперевозки, в том числе поступление автобензина, который в Армению возили самолетами в ритме двух рейсов в сутки. Премьер-министр просил продлить действие лицензий Минтопа до оформления лицензий МВЭС. Эту просьбу Москва удовлетворила быстро: уже 21 ноября Гайдар дал «добро», и таможенникам пошло указание на этот счет, о чем я сообщил Хосрову Арутюняну, как только мне об этом стало известно. Тогда же решался вопрос и о том, чтобы топливо загружалось в танкеры в Туапсе и затем снова в железнодорожные цистерны в Поти или Батуми, откуда составы могли в принципе добраться – через Тбилиси – до Еревана, хотя нередко приходилось применять вооруженную силу для их охраны.

1 декабря Хосров Арутюнян собрал дипкорпус и заявил, что Армения находится на краю гибели из-за политического шантажа и экономического террора со стороны Азербайджана. В результате четырехлетней блокады подорвана топливно-энергетическая база республики, парализовано теплоснабжение населения, приостановлена работа промышленности. Перед угрозой срыва оказалось функционирование всех механизмов жизнеобеспечения. В критическом положении больницы, роддома, детские сады. Закрыты школы. Умирают вузы. Нестерпимые жизненные условия сложились в зоне землетрясения, где десятки тысяч людей живут во времянках. Это подлинная зона бедствия. Все хуже с хлебом. Неделю назад президент Азербайджана Абульфаз Эльчибей предъявил ультиматум Грузии, потребовав прекратить пропуск грузов для Армении. Тем самым может оказаться перекрытой последняя возможность доставки хлеба и горючего через Батуми. Армении угрожает полный экономический паралич. Вполне вероятно возникновение неуправляемых политических процессов.

Правительство Армении, сказал Хосров Арутюнян, обращается ко всем государствам, представленным дипломатическими миссиями в Ереване, с призывом использовать весь свой политический авторитет и все свои возможности для оказания эффективного давления на правительство Азербайджана в целях предотвращения дальнейшего негативного развития событий в регионе и урегулирования проблем путем политического диалога и прямых контактов.

Армения уже предложила Азербайджану встречу премьер-министров, чтобы договориться о пропуске цистерн с мазутом через его территорию в обмен на увеличение газоснабжения Нахичевана через Армению, которая в тот момент, несмотря на собственные трудности, поставляла в азербайджанскую автономию 500 тысяч кубометров газа ежесуточно.

Я написал обо всем этом Ельцину, Гайдару, Козыреву и предложил прислушаться к сигналу бедствия из Армении, продемонстрировать нашу способность защищать свои собственные интересы, терпящие урон от противоправной азербайджанской блокады, прибегнув к экономическим санкциям против Баку и организовав гуманитарный воздушный мост для доставки в Армению медикаментов, продовольствия и топлива, хотя бы в зону землетрясения, где работали российские строители и несли службу российские войска.

ЗОНА БЕДСТВИЯ

Что такое зона бедствия я уже знал. В Гюмри я отправился в первый раз 22 ноября. На машине Леонида Лазаревича Полонского в сопровождении полицейского эскорта (еще одна машина) мы с моей женой довольно быстро преодолели 120 километров по почти пустой, а потому и не очень разбитой дороге. В Гюмри начали со знакомств вокруг хаша в доме Полонского. Нас гостеприимно принимала сибирячка Талочка Полонская с дочкой Ноночкой, тезкой моей жены. Здесь же был комдив 127, только что получивший первую генеральскую звездочку Валерий Георгиевич Бабкин, родной брат Надежды Бабкиной, такой же крупный, веселый и красивый, как наша народная певица. Под стать ему и его половина Нина Юрьевна. С ними хорошо в компании. И в дивизии они тоже пользовались, по-моему, хорошим отношением со стороны подчиненных. Через два года генерал Бабкин отправится в Москву, в Академию Генштаба.

Хаш был очень нужен перед поездкой по стройке и в дивизию: долго есть после него не хотелось, и холод тоже был вполне терпим. Ездили мы целый день, смотрели школы, детсады, жилые дома, чем-то напоминавшие итальянские новостройки. На их фоне особо тягостное впечатление производил недострой своими пустыми котлованами и погибшими кранами, из которых кто-то уже успел украсть приборы, содержащие драгметаллы. Недострой – на совести бывших братских республик, шумно начинавших после землетрясения и побросавших все после развала СССР. Колоссальные простои и у тех, кто остался, как «Армуралсибстрой» Полонского, которому не додавались кредиты, до которого не доходили грузы из России по причине все той же блокады. Начало блокады здесь отсчитывают с сентября 1989 года, но разбитые азербайджанскими вандалами вагоны, разломанное оборудование, залитый водой цемент пошли в зону бедствия сразу же после землетрясения. Ужесточение блокады сбило ритм восстановительных работ и вызвало массовый отток строителей. В Гюмри остались сибиряки. «Армуралстрой» в 1992 году насчитывал 5500 сотрудников, с семьями – 16500, но реально работало 1300 человек, остальные считались находившимися «в отпуске». У российского строй комплекса было 27 своих столовых, 12 магазинов, свои вагоны, краны, автомашины. А зарплата задерживалась Минфином, и стройматериалов все время не хватало. Тем не менее 98 процентов объектов в Гюмри построено именно этим стройкомплексом, и местные жители хранят о российских строителях благодарную память, называя свои дома не по номерам и улицам, а по-своему: я живу, говорят они, в ярославском доме, я – в екатеринбуржском, а я – в краснодарском. И т.д.

Россия не воюет с Азербайджаном, так почему же ее стройкомплекс не получает свои грузы? – недоумевали наши строители. Полонский предложил добиваться открытия «гуманитарного коридора» через Азербайджан, от которого, считал он, надо потребовать пропуска хотя бы сотни вагонов с самым необходимым. Я эту идею поддержал. Мы вместе с ним направили письмо в правительство России. В январе 1993 года я был в Москве, и министр путей сообщения Фадеев жаловался мне: он обратился с письмом, да не одним, по поводу этого «гуманитарного коридора» к министру путей сообщения эльчибеевского правительства, а в ответ получил вежливые уверения в дружеских чувствах без конкретизации на железнодорожном полотне. Не было политической воли у Москвы, без которой переписка на уровне министров и не могла дать ровным счетом ничего, превращаясь в камуфляж якобы «заботы», за которой ничего не следовало. Даже телевидение московское о зоне бедствия в Армении забыло.

А Гюмри жил, несмотря на то, что больше половины его населения продолжало ютиться в «консервных банках» и иных лачугах, которым мог бы позавидовать, пожалуй, только какой-нибудь североафриканский бидонвиль шестидесятых годов (видели мы такие трущобы в свое время в Марокко). И это при температуре минус 20 по Цельсию зимой и тропической жаре летом. Ад! Но в аду – люди. Добрые люди. Одна гюмрийская супружеская пара создала благотворительный центр «Семья», где помогают заниматься ремеслами и искусством сиротам и детям бедноты. Реставрируется и нечто более солидное – Академия искусств: недоразвалившиеся стены какого-то учреждения типа горкома партии наращивают бетоном и укрепляют арматурой, чтобы не боялись новых подземных толчков. Начало этой «новостройке» положил Лорис Чкнаворян, который совершил пешее паломничество сюда из Еревана, собирая по пути пожертвования на Академию. Кое-что обещала и Луиз-Симон Манукян. В Гюмри работает свой Центр эстетического воспитания детей, вроде того, что создал в Ереване Генрих Игитян. Нам его показывали с гордостью за талантливых ребятишек и их учителей.

Со стройки поехали в дивизию. В основном ее составе – Северский полк, выходящий по тревоге на турецкую границу на БМП, один танковый батальон, зенитно-ракетный полк и так далее, всего шесть полков и восемь отдельных батальонов. Но укомплектованы они были на сто процентов только прапорщиками, офицерами – на 80 процентов, а вот солдатами совсем не очень. Боялись российские мамы отпускать сыновей служить сюда, поскольку Армения прослыла «горячей точкой», хотя на самом деле служба в Гюмри и Ереване, да и в погранвойсках в Армении намного безопасней, чем где-нибудь даже в самой России. И, я бы сказал, комфортней: теплые чистые казармы, добротная еда, хорошие командиры, возможности для военных учений и спортивных занятий. В 1994 году приехал в Ереван журналист из Вологды Андрей Окунев – по просьбе мам, на разведку. Я порекомендовал ему поехать в войска. Он это сделал и убедился, что служить в Армении русским мальчикам вполне можно. Да и некоторые мамы сами в этом убедились тоже. Не только посольство, но и командование российских войск и пограничников приветствовали такое «инспектирование» в надежде пополнить личный состав частей и отрядов соотечественниками, а то ведь дело дошло до того, что и караульную службу приходилось нести офицерам.

А напротив, через реку Ахурян, за хрупким заслоном погранзастав – целый армейский корпус с штабом в Карее, откуда к границе ведут шестирядная автострада и железная дорога. Одна только 9-я мотострелковая дивизия в этом корпусе – 11400 человек и развернута по правилам военного времени. А их не одна, этих турецких дивизий. И нет у них проблем с хлебом, транспортом, жильем, как нет затруднений и с пополнением личного состава. Правда, курды все время досаждают, но это уже другая проблема.

Вот такие грустные дела. И я, естественно, взял на заметку выкладки Бабкина и Полонского о том, что надо сделать для завершения строительства военного городка на 224 квартиры для офицеров. Сегодня требуется 90 миллионов рублей от Минобороны России, писал я в Москву, а если не дадут этой суммы, завтра строительство обойдется в полтора миллиарда рублей. Насколько я знаю, моя поддержка была не лишней нашим военным.

Побывал я в штабе дивизии, расположенном в старинной крепости «Эриваньские ворота», построенной в 1839 году. После деловой беседы сходили на стрельбище и постреляли из «Макарова» и какого-то очень удобного спортивного пистолета, а потом отправились в баню, где парились по-сибирски, с березовыми вениками и дружеской беседой под пиво с воблой.

Визит в Гюмри завершился ужином с местным начальством.

9 декабря, в жуткую холодрыгу, я отправился в Спитак, куда из Гюмри приехал Полонский. В Спитаке стоял вопрос о расформировании последней тамошней российской организации «Спитакагропромстрой». Полонский должен был принять остающееся имущество по акту и советовал мне забрать нужное посольству канцелярское оборудование и автомашину. Все это по тому же акту должно было перейти «Армуралсибстрою». С Москвой мы это дело согласовали. Но сельхозстроители почему-то не захотели детального акта. Видимо, опасались, что обнаружатся дыры бесхозяйственности, разбазаривания и просто следы хищений, а местная армянская власть в лице мэра Павлика Артаваздовича Асатряна не захотела расставаться с тем, на что рассчитывало посольство, и, пообещав при свидетелях, ничего нам не отдала, присвоив явочным порядком российскую собственность.

Но не за этим я ездил в Спитак, а чтобы собственными глазами увидеть, что там сделано после землетрясения. Если в Гюмри сохранились какие-то старые дома дореволюционной постройки, то от Белого города («Спитак» значит «белый» по-армянски) ничего не осталось, и мы увидели только то, что появилось после землетрясения. Оказалось, что эпицентр (именно по нему и назвали землетрясение Спитакским) обделили, значительная часть средств, выделенных Спитаку, ушла в сторону или застряла в Ереване, в госбюджете республики. В 1991 году в Спитакском районе построили тысячу домов. В 1992-ом только 61 дом. Хорошее впечатление производили норвежский госпиталь и коттеджи для врачей. А вот знаменитая «итальянская деревня», на мой взгляд, состоит из времянок. Швейцарская лучше, но тогда была еще не достроена. Целые деревни стояли без крыш и с незастекленными окнами, а рядом жили люди аж в железнодорожных теплушках, снятых с колес и оборудованных «буржуйками». И таких – 70 процентов местного населения. Одно утешение: спитакцы сами вырастили свой хлеб и не голодали. В зоне Спитака и Гугарка работало около 20 тысяч человек. Осталось четыре с половиной тысячи рабочих, которые с августа не получали зарплату. Через два года я приезжал в Спитак с Сергеем Кожугетовичем Шойгу и особых сдвигов в лучшую сторону не заметил.

Первое посещение Спитака укрепило меня в решимости настаивать на открытии «гуманитарного коридора». Об этом был у меня обстоятельный разговор и с начальником Армянской железной дороги Амбарцумом Агасиевичем Кандильяном, тем самым, который очень скоро погибнет от рук наемного убийцы.

Кандильян пришел ко мне в середине декабря 1992 года с документами, схемами, проектами и рассказал о положении дел с переговорами о возобновлении железнодорожного сообщения между Арменией и Азербайджаном. Оказывается, начальники железных дорог двух соседних республик в Москве в присутствии министра путей сообщения России подписали неплохое соглашение о движении составов в Армению, а 9 декабря в приграничном армянском городе Иджеване – еще одно соглашение о движении поездов на участке Казах – Бархударян, так чтобы в Армению проходило в сутки пять составов и через Армению в Нахичеван еще один состав, а в третьи страны – без ограничения. Но в Армению поезда так и не идут. Не пускают азербайджанцы и вроде бы обещанные 120 вагонов для российского строительного комплекса в зоне бедствия. Не пропускают они и грузы в Россию из Армении, где скопились тысячи контейнеров и 850 вагонов с электродвигателями, гидронасосами, трансформаторами, комплектующими изделиями для российских предприятий, которые терпят ущерб из-за простоя и винят в этом Армению, хотя она готова выпускать две-две с половиной тысячи вагонов ежедневно, но все заблокировано Азербайджаном и Грузией. А железнодорожники сидят без работы и без зарплаты. Идет деградация рабочего класса. И охранять скопившиеся грузы все труднее и труднее.

Ну если России нет дела до Армении, продолжал Кандильян, ее свои-то предприятия не могут не волновать? Неужели нельзя прибегнуть к тем рычагам экономического давления на Баку и Тбилиси, которыми располагает Россия, хотя бы во имя ее собственных интересов? По его мнению, явно назрело совещание премьер-министров закавказских республик и России для откровенного разговора. Я согласился с ним и передал его соображения в Москву, в адрес В.С.Черномырдина, возглавившего к тому моменту правительство России, а также в МПС и МИД.

Ни Азербайджан, ни Грузия, писал я, не находятся в состоянии войны с Россией, поэтому было бы логично потребовать от них элементарной лояльности по отношению к России и российским грузополучателям. Не надо ли нам всерьез поставить вопрос о российских интересах в Закавказье и начать политические переговоры для решения вопроса о работе железнодорожного транспорта?

Судя по тому, что говорил мне министр путей сообщения Г.М.Фадеев по поводу «гуманитарного коридора», ничего не стали делать и ради собственной промышленности, не желая обострять диалог с Эльчибеем и Шеварднадзе и жертвуя национальными интересами России ради каких-то мифических перспектив сотрудничества с Азербайджаном и Грузией, которые – это показало время – так и не прорезались: обе эти республики в СНГ вошли, но делают очень многое в пику России, наверное, полагая, что их интересы лежат в другой плоскости и с российскими не совпадают.

Мы с Полонским попытались еще раз нажать на наше родное правительство в феврале 1993 года, чтобы побудить его к политическим переговорам с Азербайджаном о «гуманитарном коридоре» к Российскому строительному комплексу в Армении. В начале марта мне сообщили из ДСНГ МИДа, что Козырев направил Черномырдину проект его письма премьер-министру Азербайджана по поводу проталкивания наших вагонов через его территорию. Полонскому показалось, что он видел это письмо уже подписанным Черномырдиным. Но что было дальше, ни мне, ни ему не довелось узнать. Если не считать того, что пограничникам все же удавалось получать свои грузы по железной дороге через Азербайджан, но для этого каждый раз требовался личный разговор по телефону генерала А.И.Николаева с Гейдаром Алиевым. И это было не совсем то, о чем просили мы с Полонским. Хотя, впрочем, с паршивой овцы хоть шерсти клок, за пограничников мы радовались.

Но вернемся в декабрь 1992 года. В Армении тогда свирепствовала какая-то необычно холодная зима, и транспортировка топлива все более ощутимо превращалась в вопрос жизни и смерти в самом буквальном смысле. 8 декабря я был у Левона Тер-Петросяна вместе с Франс де Артинг и другими дипломатами. Президент обратил наше внимание на катастрофическое положение с горючим, запасов которого оставалось на две недели. Он посетовал на то, что не может дозвониться Ельцину, но с Миттераном он уже успел поговорить и выходит на связь с Бушем и Колем. Нас он просил поддержать его просьбы о помощи по дипломатическим каналам.

Франс рассказала мне, что, по сведениям французской дипслужбы, полученным из Анкары, турецкое правительство все больше идет на поводу у своей оппозиции, которая все настойчивее требует ужесточить блокаду Армении, дабы помочь тем самым Эльчибею. Она согласилась с моим замечанием, что ни с Турцией, ни с Азербайджаном до сих пор никто из великих держав всерьез даже не говорил по поводу их противоправных действий, каковыми является блокада. Мне показалось, что француженка хорошо понимает необходимость дипломатических жестов в целях смягчения блокады Армении.

17 декабря мне нанесла визит представительница ООН в Армении никарагуанка Тельма О’Кон-Солорцано, прибывшая из Австралии. Красавица и умница! Я целый час посвящал ее в положение в Армении и no-соседству, не забыв и такой предмет, как активизация пантюркизма. В тот же день она собрала у себя в гостинице «Раздан», где разместилась миссия ООН, представителей посольств, и я воспользовался возможностью, чтобы попытаться разбудить через них международное сообщество, которое, на мой взгляд, прямо-таки цинично игнорировало блокадные страдания Армении. Я нажимал на то, что необходимо политическое давление извне на организаторов блокады, снятие которой разом разрешит все гуманитарные проблемы. Помочь Армении и Арцаху, говорил я, значит заставить уважать международное право и общечеловеческие духовные ценности. В этом должно быть заинтересовано все международное сообщество, если только оно хочет иметь будущее. При этом я не преминул отметить положительное значение благородных миссий международных организаций и государств, решивших оказывать гуманитарную помощь Армении, и пожелал им удачи.

19 декабря мы приняли телефонограмму от Бориса Леонидовича Колоколова, заместителя мининдел России:

От генсека ООН из Нью-Йорка получено сообщение о просьбе Левона Тер-Петросяна поставить 300 тысяч тонн мазута. «Роснефтепродукт» готов поставить в Армению любые виды энергоносителей в необходимом количестве, но есть трудности в Грузии. Обращалась ли армянская сторона к грузинам? В Батуми уже пришли первые 30 тысяч тонн мазута, но их не перегружают в железнодорожные цистерны. Информируйте об этом руководство Армении и поинтересуйтесь, что армяне предпринимают. Со своей стороны попробуем воздействовать на Шеварднадзе через генсека ООН.

Это мне уже нравилось. Я был в контакте с помощником премьер-министра, которому и передал содержание телефонограммы для Хосрова Арутюняна.

В тот же вечер мне позвонил Виген Иванович Читечян, государственный министр, отвечавший за экономические связи с Россией. В правительстве Гранта Багратяна, который сменил ушедшего в отставку в феврале 1992 года Хосрова Арутюняна, Виген Иванович стал вице-премьером. А позже, по-моему, в 1995-1996 годах работал послом Армении во Франции. Так вот, звонит мне Читечян и вводит в курс дела. С Грузией сложно не только из-за азербайджанского ультиматума. Грузины демонстрируют желание помочь, но не упускают случая, чтобы прихватить чужое топливо (впоследствии это неоднократно подтверждалось: газ, оплаченный армянами, на территории Грузии застревал систематически). Есть трудности и чисто погодные: через Батуми мазут качать удается не всегда – замерзает. А без мазута стоят теплоэлектростанции. Остается уповать лишь на то, что морозы не вечно будут лютовать.

Через несколько дней возникли проблемы с газом. Мне позвонил заммининдел Георгий Казинян: туркмены требуют за свой газ валюту, узбеки тоже хотят валюту – за транзит. Не получив ее, они остановили компрессоры. В результате Армения без газа. Читечян подтвердил: недодают 20 миллионов кубометров, до Армении доходит всего 4 миллиона, скоро придется тушить котлы – катастрофа! Сам он уговаривает грузин по телефону и собирается лететь в Ашхабад и Ташкент, а Левон Тер-Петросян пытается дозвониться Ельцину.

Я тут же отправил телеграмму Ельцину, Черномырдину, Козыреву с просьбой оказать поддержку миссии Читечяна и надавить на «башибузуков». К Новому году газ перестал поступать даже в дом президента. Я уехал из Армении в сентябре 1994 года. Газа у президента все еще не было. Ни у президента, ни у кого из руководителей, занимавших дачи в Конде, ни у нашего посольства, которое продолжало жить и работать там же.

22 декабря 1992 года Левон Тер-Петросян вновь обратился к президентам России и США, а также к генсеку ООН с просьбой о гуманитарной помощи Армении – горючим и продовольствием.

29 декабря я получил сообщение от Сергея Глазьева (МВЭС): Москва готова поставить 260 тысяч тонн топочного мазута через Грузию, о чем уведомляет Ереван и Нью-Йорк (генсека ООН). Тут же я поставил об этом в известность премьер-министра.

Источник – http://www.e-reading.club/bookreader.php/91530/Stupishin_-_Moya_missiya_v_Armenii._1992-1994.html